Человек: 1. Теория большого надувательства - Олег Мухин

Нельзя считать только Гитлера единственным автором второй мировой войны, правительства других стран планеты, преследующие свои корыстные преступные цели или сохраняющие нейтралитет, не менее его виноваты в её возникновении. Однако игры с ядерным оружием заканчиваются всеобщей смертью. Кто оказался в выигрыше? Кучки подонков, сидящие в бункерах на разных континентах, не знающие теперь, хватит ли им еды, кислорода и водки, чтобы дождаться того момента, когда им будет можно вылезти на поверхность без антирадиационного костюма и противогаза, заменившие себе солнечный свет на лампы дневного света, наполненный запахами воздух на затхлую атмосферу подземелья? Сгорело всё живое: люди – дети и взрослые, мужчины и женщины, чёрные и белые, верующие и атеисты, дураки и умные, честные и лживые, смелые и трусы, евреи и истинные арийцы, коммунисты и националисты, карлики и гиганты, нищие и богатые; сгорели птицы, животные, насекомые, те, что плавали, бегали, летали; сгорели деревья, кустарники, трава. Зачем они это сделали?! Ведь каждый знал, что в случае если разразится третья мировая, атомная война, победителей не будет, однако они допустили всесожжение!»

Его цепкий взгляд уловил неясное движение. Ближе к Темзе, на набережной, что-то слабо шевелилось. Он направился туда. Сперва он даже не понял, что это. Что-то обожжённое, большое, в крови, но, главное, живое, возникло перед объективами. Это был ворон. Вернее то, что несколько часов тому назад называлось вороном. Взрыв поджёг оперение и сбросил птицу на землю. Ворон не кричал, не стонал, он просто дрожал от боли, пытался взмахнуть крыльями и не мог. Жить ему оставалось недолго. Ворон повернул голову, всю в ожогах и сгустках запёкшейся крови, в сторону подошедшего, посмотрел ему прямо в глаза, как бы спрашивая, ты, человек, самое умное существо в мире, зачем ты это сотворил? Алекс не выдержал укоряющего взгляда птицы. Если бы он умел плакать, он бы, наверное, заплакал. «Нет воронов, нет Британии», – печально подумал он.

Он отправился дальше. Впереди всё видимое пространство было окутано густым чёрным дымом, близлежащие дома горели особенно сильно. Об аллее из деревьев напоминали лишь крючковатые пни, встречавшиеся на пути через равные расстояния. Он вошёл в плотное облако дыма. Куски копоти попадали на линзы, поэтому ему постоянно приходилось их протирать. Видимость была отвратительная. «Господи! – подумал он. – За что ты наказал бестолковых детей своих?! Да, они были грешниками, это верно, но разве не было среди них невинных душ, чистых и незапятнанных скверной? Почему ты всех уровнял?!»

Сквозь постепенно редеющий чёрный дым он вдруг различил нечто высокое и величественное. Он прошёл ещё дальше, чтобы получше рассмотреть. Теперь стена из копоти и сажи оказалась у него за спиной. «Чёрт возьми! Не может быть! Невероятно!

Мистика какая-то!» – невольно воскликнул он, задрав голову вверх. Прямо перед ним стояла прекрасная старинная башня с часами. И что удивительно, в отличие от апокалиптического хаоса, окружающего её, башня была абсолютно целёхонькая, как будто атомная война её вовсе не касалась, и ей не было никакого дела до происходящего вокруг. Но самое поразительное заключалось в том, что часы на башне шли и показывали время – без четверти три. Башню эту он хорошо знал. Её изображение было известно большинству людей, живших на земле. Это был знаменитый Биг Бен, Большой Бенджамин!

Если бы он не разучился удивляться, то он был бы ошеломлён. И здание парламента позади башни, и автомобильный мост рядом с нею, попавшие в зону взрыва, были разрушены и сожжены. Двухэтажный омнибус, находящийся буквально в десяти метрах от неё, был похож на пустую измятую консервную банку, к тому же побывавшую в костре. «Что за дьявол?! – подумал он. – Чудеса да и только! Я не верю своим глазам!»

Он перестал понимать ситуацию. Если его новое тело, все те неправдоподобные для постороннего события, которые с ним случились, включая армагеддон, мало-помалу приобретали статус чего-то конкретного, пусть и из ряда вон выходящего, но более-менее логичного, то стопятидесятилетний, ничуть не затронутый бомбой Биг Бен, торчащий, как член, посреди уничтоженного города, поставил его в тупик. Он был в замешательстве. Башня с часами не вписывалась ни в какие объяснимые рамки. Он, не отрываясь, рассматривал её, то приближая изображение, то удаляя, не находил ответа, почему она не развалилась при мощном взрыве, и спрашивал сам себя, а не чудится ли мне она?

Неожиданно снова начались неполадки со зрением. Картинка то совсем пропадала, то появлялась вновь, то теряла цветность, и временами он видел Большого Бена в чёрно-белом варианте. Он попробовал переключиться на дополнительную пару глаз. Обзор, естественно, ухудшился, однако качество картинки не улучшилось, наблюдались те же эффекты. «Всё-таки, видимо, есть повреждения в схемах», – подумал он.

Между тем небо ещё сильнее потемнело. И с высоты, кружась, стали падать хлопья чего-то чёрного и липкого. Интенсивность их падения достигла такого количества, что через минуту его с головы до ног облепило чёрной слизью. Он растёр пальцами комочек. Это был снег, чёрный снег. Снег летом! Придав ландшафту более траурный оттенок, снег внезапно прекратился, словно кто-то наверху резко закрыл кран.

«Способны ли «сквизы» сходить с ума? – задал он себе вопрос. – А почему бы и нет? Сходят же с ума электронные машины. Мощные электрические поля могут меня вывести из строя так же, как любое напичканное платами запоминающее устройство. Кроме того, Майкл Саймон Третий сказал, что «сквизы», увезённые на атолл Шэйк, не выдержали ядерного взрыва. И хотя я не подвергся прямому воздействию атомной бомбы, частичное воздействие на меня было оказано. Поэтому, не исключено, что то, что я вижу, – плод моей фантазии, вызванной какими-то глубинными нарушениями внутри моего тела.

А может быть, реальность закончилась операционным столом в лаборатории на борту ракетного крейсера «Осака»? И я в настоящий момент всё ещё лежу там с «транссквизером», присосавшимся к черепушке? А может быть, действительность прекратилась с моим падением вместе со стулом и чертёнком Дэмом в кабинете президента Драббаха? Я тогда ударился затылком об пол и потерял сознание, и произошедшее после этого – лишь результат сотрясения мозга? Или, может быть, я просто заснул на кровати рядом с обворожительной живой Натали после бурно проведённой с ней ночи, заполненной вином, сексом и наркотиками? Кто знает, что есть явь, а что сон? Может быть, вся история человечества – чей-то сон, прекрасный и кошмарный одновременно? Сон одного или миллиардов существ из другой галактики, другого измерения, другого, параллельного мира, удивительного, непонятного?

Как проверить, сумасшедший я или нет? Снится мне окружающее или не снится? Умножить два на два и узнать, сколько будет в итоге? И если получится четыре, то тогда всё о’кей, я – нормальный? Нет, по-видимому, золотое правило для «сквиза» аналогично золотому правилу для человека. Оно будет звучать следующим образом: если сумасшедший «сквиз» говорит, что он сумасшедший, значит он не сумасшедший.

А если я вижу сон? Будь я человеком из плоти и крови, я, скорее всего, ущипнул бы себя, а так – как определишь? Может быть, именно такие цветные, очень выпуклые, стереоскопические сновидения посещают «сквизов»? Хотя, став «сквизом», я не помню случая, чтобы я когда-нибудь спал!

И тут едва уловимая, почти эфемерная догадка вспыхнула в его мозгу. Но это была не вспышка в сознании, это была перво-наперво вспышка в глазах, так как невыносимо яркий свет на мгновение ослепил его. Он даже не успел поставить светофильтры.

Зрение ещё не вернулось, а он уже понял, что случилось. Это была вспышка взорвавшейся бомбы. Как только картинка восстановилась, он увидел в небе справа от Бенджамина необычное облако, быстро трансформирующееся в гигантский фантастический гриб. Однако его больше привлекла сама башня в этот момент, потому что Биг Бен вдруг дёрнулся, словно почувствовал боль, пошёл трещинами и начал стремительно падать на Алекса. Он должен был бежать, но он стоял на месте, то ли оттого, что не верил собственным линзам, то ли потому, что замешкался от неожиданности. Он так и не успел выскочить из-под громады, обрушившейся на него и похоронившей его тело под колоссальной каменно-металлической массой. Время остановилось.

8

– Ну что, убедился? – спросил Майкл Саймон Третий. С момента нашей последней встречи, в той, иной жизни, он мало в чём изменился и даже сделался как-то ещё живее, чем тогда, когда он был человеком. Я сидел, свесив ноги, на краю короткой бетонной площадки, на которую я только что приземлился.

– Убедился, – ответил я. – И что, никого в живых вы так и не обнаружили?

– Нет, – сказал Майкл. – Первые три года, правда, мы сами были еле живы – восстанавливали разрушенные цеха, осматривались. Но потом регулярно, раз в полгода, делали облёт всей территории. Кроме того, через спутники мы фотографируем самые интересные районы. Ты знаешь, я тоже задумывался над вопросом, кто бы мог уцелеть. Наверное, какие-нибудь ракетчики, находившиеся на боевом дежурстве, экипажи подводных лодок, плавающих глубоко под водой, возможно, лётчики отдельных военных самолётов. Однако всем этим людям, благополучно выбравшимся из катастрофы, нужно было и дальше жить в испоганенном мире, поэтому, по-видимому, они просто поумирали потом, кто раньше, кто позже.